Всё! Нафиг! Бросаю курить! Пусть моя астма и психосоматическая, но падать в обморок от приступа удушья - это некруто /ноет/ Я всего три раза в жизни падала в обморок, и из них два - в этом году-у-у-у-у!
Персонажи, про которых я тут почти не писала и портреты которых почти не постила. Итак, мадам Киори Сато и ее мезальянсовый супруг Рэймонд. В "Закрытой школе" (когда она еще не загнулась) мадам Сато преподавала французский и физику. Девочки видели ее только и исключительно безупречной: идеальный маникюр, туфли в тон сумке, поясу и теням на веках, идеально уложенные волосы, строгое элегантное платье. А тут она повисает на плечах мужа, одетая в его футболку и растрепанная, и ей решительно нет до этого дела - ну, до тех пор, пока ее не видят ее студентки <3
Приложился лбом об косяк >_< Исцарапанные пальцы, дырявые ботинки, лопнувшие перчатки, поношенная шубка, шарф с дырой, царапины под ключицей, а теперь еще и пластырь на лбу - ну, не няша ли я? :3
Жила была девочка. Сама виновата. Нет, вообще-то, это не про нее, хотя виновата она дофига в чем. Звали ее, скажем, Рикарда. Но писала в интернетах она неизменно под псевдонимом Sigma. Девочка была злобным-злобным троллем, эдаким архетипичным образцом - хоть в рамочку и на стенку. Треды, где появлялась Sigma, были обречены на холивар и оффтоп. Sigma неизменно вела двойную жизнь: в конце концов, даже в интернете нельзя быть все время только злой, ехидной и ядовитой. Но все ее аккаунты, кроме собственно Сигмы, погибали быстро и безболезненно. В конце концов, для нее любимым видом досуга было ссорить людей, а не вести уютные блоги с картинками. На каждом из этих аккаунтов у Рикарды было, помимо абстрактных френдов, два-три действительно близких приятеля. С кем-то она писала совместные фики, с кем-то - обсуждала модели самолетов, с кем-то - личную жизнь. И, забросив очередной аккаунт, номера аськи этих приятелей Рикарда заносила в черный список, а ники забывала. Потому что ну не любила она привязываться к людям. (Потом продолжу, если/когда мысли будут).
О пользе долгого лежания в кровати, или Железный Генрих
Моя подруга – уже известный здесь автор рыцарских романов – недавно разыскала в своих архивах самый первый свой первый опус на эту тему. Она не помнит точно, сколько ей было лет. Судя по ещё неуверенному, не до конца выработанному стилю и количеству грамматических ошибок – не больше семи-восьми. Однако, согласитесь, что рука мастера уже чувствуется... ________
Этот день был как всегда на много ужасней чем все другие дни. Всё утро захватывала страшная, картина битвы. Огромный, богатый замок подвиргался высадке туда рытцарей захватчиков. Они убили во дворе всех людей, лошадей, коней и повлинов. Убитые временами падали на землю. И уже были взяты все укрепления. В нутри замка все погибали бесперирывно. А наверху в башне лежал и спал один тоненкий молодой рытцарь. Он был не в состояние бится вместе со всеми другими, потому, что он спал. Приходил слуга, чтобы его разбудить. Но он не хотел, потому что было ещё рано, а он не хотел вставать в темноте. А что там идёт бой он даже не слышал. Прошло немого времени и слуга перестал приходить, потому, что его убили. А молодой рытцарь всё спал. Тут рядом с ним проткнулась стрела. Тогда он собрал все свои силы и упал с кровати. И потом прошло много времени, замок почти, что сгорел и он тогда открыл глаза. И он увидел что замок горит и пора спасатся. Но он не успел, потому, что в комнату пришел злой рытцарь Микоель который искал, чем еще тут ему поживится. И он поймал молодого рытцаря и посадил его в подвал. А молодого рытцаря звали Генрих. В подвале ему не понравилось, потому, что подвал был старый и там было не удобно жить. Там было темно, сыро и очень мокро, в низу были холодные, мокрые камни а с потолка капала всякоя грязь. А на кровати у него вместо матраса и подушек была колючая, не удобная солома. Иногда рытцарь Микоель приходил к Генриху чтобы его обижать и насмехатся. Он привык приходить к Генриху и над ним смеятся. Он мог даже плюнуть ему в лицо изо всех сил, когда ему особенно было не посебе. А иногда он не приходил целый день или два дня и Генрих про него забывал и успокаивался. И вдруг он услышал знакомый стук палки. Эта палка была у Рытцаря Микоеля вместо одной ноги, потому, что, так было от этого всем страшнее. Он так сделал себе специально. читать дальше Он пришел со свечкой и сказал Генриху. Я пришел сказать, что ты завтра идеш на плаху. Рытцарь Генрих сказал. Ладно. Принеси мне ужинать. Рытцарь Микоель сказал. Что ты хочеш на ужин? Рытцарь Генрих сказал. Я хочу жаренного кобана с жаренной картошкой и колбасу и сметану и сливочный сырок с компотом и ещё в добавок добрый, тёплый эль. Рытцарь Микоель тогда ему сказал. Много хочеш мало получиш. А ты не хочеш жаренную, едовитую жабу? Это он так говорил ему специально на зло. Но рытцарь Генрих никогда не обращал внимание на дураков. А потом он принёс для рытцаря Генриха тухлые сосиськи с тухлой горчитцей и с тухлой под ливкой. И всё это лежало на тарелке. Это всё целый год лежало у него в холодильнике, чтобы протухнуть, а потом он принёс это Генриху. Генрих от голода сьел две сосиськи а остальные спрятал и лёг спать. Он не умер, потому, что у него было доброе сердце. У него даже не заболел живот.
А на утро он хотел ещё чутачку поспать. Но пришел стражник и сказал. Пора ийти на плаху. Тогда рытцарь Генрих спросил, можно ему ещё полежать в кровати 5 минут. Но стражник сказал. Нельзя, потому, что тебя уже пора казнить а тебе ещё надо успеть одется и позавтракать. Тогда рытцорь Генрих встал, умылся, почистил зубы, попил чая и пошел на казнь. Ему было очень грустно, но он не плакал. Он пришел на казнь. Но он туда не попал, потому, что он очень долго собирался и завтракал и потерял очень много драгоценого времени. А когда он пришел на казнь там уже было всё закрыто и полачь уже ушел по своим делам. А злой Рытцарь Микоель тоже от туда ушел, потому, что как раз сечас его замок тоже стали захватывать другие враждебные рытцари. И ему было некогда заниматся с Генрихом, потому, что у него сразу стало своих забот полон рот. А рытцарь Генрих тогда сказал стражнику, что, теперь, раз его не будут казнить то надо снять с него ржавые, железные цепи. Стражник ответил. Мне некогда. И убежал, чтобы тоже стать засчитником замка на который напали враги. Тогда Рытцарь Генрих сам разбил свои цепи, потому что когда он был в подвале они все давно заржавели. И тогда он почуствовал свободу в своём сердце и от радости не много попел и поплесал. А потом ему надо было ити в свой родовой замок но он по дороге в замок вспомнил, что этот замок давно, давно сгорел. И тогда он не растерялся и пошел в другой замок к одной своей, очень, верной подруге.
Господа, мой компьютер накрылся Великим Космическим Влагалищем. Подключила к сети нетбук: работает, но Варкрафта нету, фотошопа нету. Зато есть асечка и даже скайп с вебкамерой х) В общем, не пугайтесь, если вдруг меня потеряете.
Что-то давненько не было постов с музыкой. У Санстеп словесная диарея, так и знайте. Это проходит.
1. Flёur - "Человек-33 черты".
Аж в подпись вынесла. И да, во избежание вопросов - я именно 33, а не 32.
2. Hurts - "Silver Lining".
Почему-то неимоверно торкает одна строчка. Знаете, бывает такое ощущение, будто бы строчка из песни (или даже манера, в которой исполняют) напоминает что-то, а вот что именно - не вспомнить, не ухватить. Вроде бы героя. Своего, чужого, несуществующего?..
3. Канцлер Ги - "Плач Гильгамеша по Энкиду".
Что-то даже и сказать-то мне нечего здесь. У подруги возникла ассоциация на "Судьбу Шута" Хобб. Так эта песня попала ко мне.
Неимоверно обожаемый мною отрывок из "Маленькой Принцессы" Фрэнсис Бернетт. Детские нравоучительные романы - это нечто прекраснейшее
читать небольшой кусочек текстаВ глазах у Сары вспыхнул знакомый огонек – воображение заработало. Черная ночь за окном, чердак и холод и грязь на улицах, по которым она только что брела, воспоминание о маленькой попрошайке с голодными глазами – все вдруг преобразилось, словно по волшебству. Это было так чудесно, так весело! Она даже вскрикнула от радости. – Когда доходишь до самого края, – сказала она, – тебя всегда что-то спасает в последнюю минуту. Словно какое-то волшебство. Я должна это запомнить. Самое плохое никогда не случается! Она весело тряхнула Бекки. – Ну хватит, не плачь, – сказала она. – Надо поскорее накрыть на стол. – Накрыть на стол, мисс? – спросила Бекки, оглядываясь. – А что на него постелить? Сара обвела глазами чердак. – Да, вроде бы нечего, – сказала она, усмехаясь. И вдруг увидала на полу красную шаль Эрменгарды. – Ах нет, шалью! – вскричала она. – Я знаю, Эрменгарда не рассердится. Это будет такая чудесная красная скатерть! Они выдвинули старый стол на середину комнаты и накрыли его шалью. Красный цвет – такой теплый и нарядный. Комната словно ожила. – Вот бы еще красный ковер на пол, – воскликнула Сара. – Давай представим себе, что он лежит здесь. И она окинула голые доски пола восторженным взглядом. Ковер уже лежал на полу. – Какой он толстый и мягкий! – сказала Сара и тихонько засмеялась знакомым Бекки смехом. Она подняла ногу и осторожно попробовала что-то, лежащее на полу. – Да, мисс, – отвечала Бекки сосредоточенно и серьезно. Она всегда относилась серьезно к Сариным фантазиям. – Что же еще? – сказала Сара, останавливаясь и закрывая глаза руками. – Если я подумаю и подожду, что-нибудь придет мне в голову. – И призывно шепнула: – Волшебство мне подскажет. Сара любила фантазировать и была уверена, что мысли только и ждут, чтобы их «позвали» (так она это называла). Бекки не раз видела, как она стоит и ждет, закрыв глаза руками, а потом вдруг отнимет руки и поглядит на нее просветленным смеющимся взглядом. Так случилось и сейчас. – Есть! – воскликнула Сара. – Вот оно! Знаю! Надо поискать в старом сундуке, что остался у меня от тех лет, когда я была принцессой. Она бросилась в угол и опустилась на колени. Когда-то сундук поставили на чердак – не для Сары, а просто потому, что внизу для него не было места. В сундуке хранилась всякая рухлядь. Впрочем, Сара не сомневалась: что-нибудь она там найдет! Воображение никогда ее не подводило. В уголке сундука лежал небольшой сверток, такой скромный с виду, что никто не обращал на него внимания; Сара его сохранила. В свертке была дюжина носовых платков, Сара с радостью схватила их и подбежала к столу. Что-то чуть слышно приговаривая, она разложила их на красной скатерти так, чтобы они легли кружевной обшивкой к краю стола, и пригладила ладошкой. Воображение продолжало свою работу. – Это тарелки, – говорила Сара. – Они золотые. А это роскошно расшитые салфетки. Их вышивали монахини в испанских монастырях. – Неужели, мисс? – прошептала, воспаряя, Бекки. – Нужно только себе все представить. Если хорошенько представить, то все и увидишь! – Понимаю, мисс, – сказала Бекки. Сара отошла к сундуку, а Бекки попыталась осуществить это предложение. Ей так хотелось увидеть все, о чем говорила Сара! Случайно оглянувшись, Сара с изумлением посмотрела на Бекки. Та стояла возле стола и строила, зажмурившись, какие-то странные гримасы. Руки ее были опущены и плотно прижаты к бокам. Казалось, она пытается поднять огромную тяжесть. – Что с тобой, Бекки? – воскликнула Сара. – Что ты делаешь? Бекки вздрогнула и открыла глаза. – Я… старалась… «переставить», мисс, – отвечала она застенчиво. – Я хотела все увидеть, как вы. И уже почти увидала. – И она с надеждой улыбнулась. – Только на это надо много силы. – Должно быть, это с непривычки, – утешила ее Сара. – А попрактикуешься, будет легко. Вот увидишь! А пока я буду просто тебе все описывать. Вот смотри! И она подняла старую украшенную цветами шляпу, которую выудила с самого дна сундука. – Вот цветы, чтобы украсить стол, – сказала Сара и оторвала со шляпы гирлянду цветов. – Чувствуешь, как они пахнут? Дай-ка мне кружку с умывальника, Бекки. И захвати мыльницу – мы ее поставим посредине. Бекки почтительно подала ей кружку и мыльницу. – А что это будет, мисс? – спросила она. – Кажись, они из глины… только я знаю, что это не так. – Это резной кувшин, – отвечала Сара, обвивая гирляндой кружку. – А это, – и она с нежностью склонилась над мыльницей и положила в нее несколько роз, – это чаша из чистейшего алебастра, украшенная драгоценными камнями. Она легонько касалась вещей руками – на губах у нее играла счастливая улыбка; казалось, она говорит как во сне. – Ох, до чего красиво! – прошептала Бекки. – Надо еще что-нибудь для конфет, – задумчиво проговорила Сара. – А-а, знаю! – И она снова подбежала к сундуку. – Вспомнила! Я видела там кое-что… Это был всего лишь моток шерсти, завернутый в тонкую красную с белыми полосами бумагу. Сара вмиг свернула из бумаги тарелочки для конфет и поставила их на стол вместе с подсвечником, обвитым оставшимися цветами. Потом отступила на шаг и окинула стол взглядом. В ее глазах это был уже не старый стол, накрытый красной шалью, на котором была разложена всякая рухлядь из старого сундука, а нечто совсем иное, нечто чудесное. Бекки, полюбовавшись на украшения, сказала, обводя чердак взволнованным взглядом: – Здесь все еще Бастилия, мисс, или… или уже что-то другое? – Конечно другое! – ответила Сара. – Совсем, совсем другое! Теперь это пиршественная зала. – Ах, батюшки! – охнула Бекки. – Шерстяная зала! И с еще большим изумлением оглядела окружающее ее великолепие. – Пиршественная зала, – поправила ее Сара. – Большая такая комната, где устраивают пиры. В ней сводчатый потолок и галерея для музыкантов, и огромный камин, в котором пылают дубовые поленья. Ее ярко освещают восковые свечи – они сияют повсюду. – Ах, батюшки, мисс Сара! – снова воскликнула Бекки. В эту минуту дверь отворилась и в комнату с тяжелой корзиной в руках вошла Эрменгарда. При виде накрытого красной скатертью стола, украшенного цветами и белыми салфетками, она радостно вскрикнула. Войти с темной лестницы в такую комнату было очень приятно. Это было просто великолепно! – Ах, Сара! – вскричала Эрменгарда. – Ты самая умная из всех девочек, которых я знаю! – Правда, красиво? – откликнулась Сара. – Эти вещи я взяла из своего сундука. Это мне Волшебство подсказало, где искать. – Погодите, мисс Эрменгарда, – воскликнула Бекки, – пусть она вам расскажет, что это такое. Ведь это не просто так… ах, мисс, – и она повернулась к Cape, – скажите! И Сара рассказала, да так, что Эрменгарда все увидела: и золотые тарелки… и зал со сводами… и пылающие в камине поленья… и сияющие свечи. А потом из корзинки появились пироги с глазурью, фрукты, конфеты и смородинная настойка. Пир обещал быть на славу! – Это настоящий званый ужин! – воскликнула Эрменгарда.
Я так полагаю, что от Сары я в детстве неосознанно переняла кучу всего. Я всегда безумно любила представлять себе вещи. А самое прекрасное - в том, что умела. А сейчас... да, Литмус Тест убил меня, как ни прискорбно это осознавать. Поэтому-то я так искренне восхищаюсь людьми, которые в повседневной речи употребляют правильные слова, помогающие создать Сказку. Восхищаюсь людьми, которые могут создать Сказку не только для себя, но и для меня. И - сердце замирает, когда я вспоминаю дни, когда не была пустышкой, как Бекки. Когда воображала себе хоть бластер на поясе, хоть чай из эльфийской коры, хоть Огненную Плеть. Рудольфа я ведь тоже себе вообразила. Рудольфа, Милорда, Люциуса. Тысяча имен, и реже всего - паспортное. Потому что я любила его образ, созданный в моей голове, а не его самого. А сейчас я со слезами вспоминаю себя-представляющую, а не его. На упоминании Огненной Плети меня затрясло, от все тех же безумных воспоминаний. Это - хуже, чем сожалеть по прошедшему детству. Это как потерять какое-то важное чувство - обоняние, осязание, слух... я вот потеряла воображение. Когда-нибудь надо будет все это собрать, хотя бы в блокнот, для себя, так, чтобы было не стыдно записывать. Боюсь не только потерять, но и забыть о потере.
Мне 16, отсюда кретинический стиль написания. Но. Ту коробочку (ставшую по истечении пастилок аптечкой) я потеряла, переехав в Москву. Может быть, в этом тоже была Судьба? Очень сожалела. Сожалела -- до сегодняшнего дня. Потому что напротив меня, рядом с клавиатурой, теперь стоит в точности такая же. Только не синяя. Зато полная пастилок. И надпись на ней не на финском, а на немецком.
Ладно, по каким только причинам я ни забивала универ за эти три года. Мало ли что, все мы не без греха. Было однажды даже такое, чтобы я отпрашивалась с пары, чтобы успеть на электричку и на аниме-фест XD Но забить две пары, просто чтобы всю ночь играть текстовую ролевку в аське... NON, JE NE REGRETTE RIEN.
Ох, эта книжка сведет меня в могилу точностью и, главное, невероятной своевременностью цитат!
- No, - I said, - that woman came earlier. When I left my wife. - What happened? - I left her, too. - Why? - Why indeed? We are fools, - I said, - when we love. I was terrified of losing her. I thought I saw her changing -- I don't know if she really was, but I couldn't bear the uncertainty any longer. I ran towards the finish just like a coward runs towards the enemy and wins a medal. I wanted to get death over. - Death? - It was a kind of death.
Graham Greene, "The Quiet American", действительно, откуда же еще мои цитаты-по-понедельникам.